"Скульптурные акротерии"

О той же скульптуре, как об архитектурных элементах в нашем примере, вряд ли нужно говорить особо: значение метопы или акротерия, как ритмического удара в пространственно-временной композиции Парфенона, очевидно.

Скульптурные акротерии, в особенности угловые и коньковые, являются средствами перехода от массива здания к свободному пространству [эти же мотивы в Москве — колесница на фронтоне Большого театра, группа на Триумфальных воротах и, необязательно скульптурные, например, верхушки башен Кремля, солярий на доме Наркомфина, арх. Гинзбурга]; без этих переходов здание „вырезано" из пейзажа.

Ясно, что такая слаженность, такое взаимное проникновение скульптуры и архитектуры невозможны без совместной упорной работы скульптора и архитектора с самого начала становления архитектурного комплекса, с первых шагов в творческом процессе. Беда не столько в том, что уровень мастерства в этих двух областях недостаточно высок, сколько в их направленности в разные стороны.

Совместная работа нужна не только для того, чтобы выступать вместе в одном строительном комплексе, — скульптор и архитектор нужны друг другу и в „станковой" скульптуре и в „чистой" архитектуре. Нетрудно представить себе фасад трехэтажного дома, на котором одна или две вертикали лестничных клеток,  один-два  балкона и горизонтали  окон.   Вертикаль иногда выступает за плоскость фасада,  иногда полуцилиндром.

Выступ   начинается с земли и мирно ползет до крыши, ничем  непотревоженный и не задевая соседних форм. На выступе вертикальное окно. Оно также безвольно сверху донизу.

Окна вогнаны в горизонталь, она тянется от края до края. В результате горизонтали приложены, вертикали приставлены. Они не напряжены, не членят объема, не превращают его в сложный организм. Здание остается одноклеточным, коробочным. Количество этажей дела не меняет.

Нетрудно заметить, что в такой архитектуре отсутствует элементарная пластическая анатомия сложного тела.